Я против насилия в любой его форме, и моя волонтёрская активность в фонде — это как раз желание изменить общество. Но я прекрас­но понимаю, что, несмотря на высокий запрос общества, криминализация невыгодна государству. Да и всем нам. С экономической точки зрения это очень высокие затраты: чем большие сроки получает абьюзер, тем больше денег тратит государство на его содержание.

Примерно 180 тысяч тенге стоит нам один месяц содержания в тюрьме преступника. То есть за год уже более двух миллионов.

Около полутора миллионов затрачивается на работу с женщиной, подвергшейся серьёзному насилию. Сюда входит помощь адвокатов, психологов, её обустройство. Естественно, находясь в тюрьме, агрессор не работает, не содержит свою семью, то есть этот вариант зачастую невыгоден самой женщине. Не секрет, что большая часть дел о семейном насилии заканчивается примирением сторон, когда экономические соображения пере­вешивают страх за собственную жизнь и здоровье.

Женщины терпят насилие в семье именно из-за финансовой зависимости. И обвинять их в этом, требовать уйти от мужчины мы не можем. Штрафы тоже никак не исправляют абьюзера. Они выплачиваются государству и зачастую становятся поводом для упреков самой жерт­ве. То есть усиление наказания на данном этапе не поможет переломить ситуацию.

На мой взгляд, деньги, которые сейчас тратятся на содержание преступника в тюрьме, можно использовать гораздо эффективнее, если перенаправить их на профилактические меры. Я имею в виду не просто разговоры и информирование, а принудительную работу с гневом и агрессией абьюзера. Банальная терапия. Естественно, в тех случаях, когда нет тяжкого вреда здоровью, когда первое рукоприкладство может стать системой, а может больше не повториться. Вот в этой ситуации и нужны альтернативные меры.

Пока же нам говорят, что надо повышать образование, растить новое поколение с иным взглядом на любые формы агрессии. Это все хорошо, но для будущего, а перемены нужны сейчас. Зрелый человек со сложившимся кругом семейных обязанностей не пойдет учиться, не начнёт добровольно работать над собой, не осознает необходимости коррекции поведения. А ждать, пока подрастет новое поколение, воспитанное на новых ценностях, мы не можем.

Если в каких-то случаях мы перенимаем опыт других стран стремительно, то в области коррекции поведения абьюзеров этого не происходит. Понятно, что к психологической коррекции у нас относятся с подозрением, что нет сейчас готовой рабочей методики, законов, чёткой структуры, отлаженной системы и все это потребует усилий. Но это единственный экономически и социально оправданный путь, работающий механизм в отличие от стандартного примирения с женой, которое, по сути, не меняет ничего в круге насилия.

Что происходит после стандарт­ного примирения? Жертва просто надеется, что больше такое не повторится. Слабый аргумент. Опять же, есть созависимость, общественное мнение и экономические аргументы, а они в патриархальном обществе всегда против женщины. Другие же ошибки мы прощаем. Почему это не простить? Логика очень простая.

Главный вопрос — либо ситуация повторится, либо нет. Так вот, чтобы минимизировать возможность повторения, и нужна подобная прак­тика. Тут надо подходить именно с точки зрения пользы для общества и долго­срочного экономического эффекта. И главное, такой подход сможет сохранить жизни людей, потому что поможет разорвать цепочку насилия. Не допускать такого количества тяжелых случаев, о которых начинает говорить вся страна.

Кирилл ВШИВКОВ, соучредитель и директор фонда Stop Violence End Tyranny